Валера плюнул, отошел от стены подальше, распахнул крылья — Юра даже и не подозревал, какие они на самом деле огромные — мощно взмахнул ими и полетел, на мгновенье заслонив заходящее за далекий край улицы солнце. Улетая, Валера становился все меньше и меньше, пока совсем не исчез вместе с окончательно обвалившимся за горизонт светилом.
ДЕНЬ КАК ДЕНЬ
«Пока человек чувствует боль — он жив. Пока человек чувствует чужую боль — он человек». Франсуа Гизо
Юра проснулся, как и положено после пьянки, часов в семь утра с раскалывающейся головой и пересохшим — как будто песком засыпали — ртом. С трудом нащупав бутылку с водой, всегда стоявшую на тумбочке у изголовья специально для таких ситуаций, тем более что они — ситуации — случались все чаще и чаще, он поднес ее ко рту, сделал глоток и, как всегда с похмелья, стал укорять себя количеством выпитого и неумением остановиться даже когда и собутыльникам уже хватает. Да и вообще, не стоило в будний день так напиваться. Хотя работа его не слишком волновала — из-за всех военно-медицинских пертурбаций работал он все больше из дома, хотя именного сегодня заскочить в свой офис он как раз собрался. Но это подождет, а пока в себя бы прийти. Надо же было так… Да еще неизвестно с кем. Сейчас он мог припомнить разве только похрюкивающего Вадика, елозившего своим свиным пятачком в салате. Но, в общем, кори себя не кори, а подниматься надо будет. Покрутившись под одеялом еще с часок, он осторожно спутил ноги с кровати, опираясь обеими руками о край, помог себе принять вертикальное положение, подтянул сползавшие трусы — все-таки успел раздеться с некоторой даже гордостью подумал он — вдел копыта в разношенные тапки и пошлепал на кухню. Там, прежде чем заняться чайником, он сел на табуретку у стола и оглядел остатки вчерашней гулянки. Поле после битвы. Правда, надо отдать должное участникам — выпили и подъели все подчистую. Только пустые захватанные рюмки, да беспорядочные тарелки с крошками и костями. Лишь на одной тарелке прилипший к ней тонкий круг колбасы, весь истыканный и в дырках, так что гляделся почти кружевом. Он вспомнил, как Серый — вот, еще один вынырнул из его похмельного беспамятства — в эту колбасу клювом тыкал, тыкал — прямо как тот журавль из детской сказки про лису и журавля — и хотя каждый раз какой-то кусочек выхватывал, но все равно большая часть так на тарелке и осталась.
По-видимому, именно эту оставшуюся колбасу и учуяла его давнишняя сожительница по кухне мышь — хотя может это мышиный мужик был, он ей или ему под хвост не заглядывал — и вот сейчас, опираясь обеими ручонками о края дырки в плинтусе, мышь эта наполовину из дырки высунулась и, глядя на него недоверчивыми глазками, прикидывала вылезти ли до конца в надежде, что он бросит ей на пол кусочек, как это он иногда делал, или же лучше подождать пока он совсем уйдет и тогда уж добраться до стола и съесть или утащить все, что там колбасного оставалась — она знала, что уборкой он до вечера заниматься не будет, так что риск вообще ничего не получить, если объедки будут выброшены в мусоропровод, минимален.
На мышиные страдания ему было наплевать, но при мысли о том, что можно было бы, все-таки, отодрать от тарелки эти колбасные останки, чтобы бросить на пол к вящему мышиному удовольствию, его чуть не стошнило. Так что, бросив мыша на произвол судьбы — не маленький, сам разберется — он оторвал свой зад от табуретки, чтобы вскипятить чай. От горячего его сразу бросило в пот, но в голове прояснилось. Да и ноги стали слушаться получше, так что можно одеться и выйти глотнуть свежего воздуха. А потом и перекусить.
Когда он, одевшись по погоде — на улице было сильно пасмурно — вышел из подъезда, время уже катило к одиннадцати. Он решил, что теперь самая пора слегка подправить здоровье кружечкой пивка и зашагал к своему «придворному» бару за углом. Место было без названия, удовольствовавшись только вычурно написанным словом «Бар» над входом. В баре, как всегда в светлое время, было пусто. Только что на привычном месте в углу, как обычно сидел Валера, прислонившись сложенными за спиной крыльями к стене, да сам Коля-бармен, тоже как обычно, протирал и так сверкавшие чистотой стаканы, чуть не упираясь рогами в потолок. Он в которой раз подумал, как не повезло Коле-бармену с этими рогами — могло бы что-нибудь и покороче вырасти, так нет высокие, ветвистые — кошмар, и носить тяжело и цепляются за все… Поздоровавшись с барменом, он попросил пива и подсел с кружкой к Валере. Пена на пиве была такая густая и крупная, и ему казалось он даже слышит, как лопаются и исчезают пенные пузырьки, а желтоватый слой поверх прозрачной жидкости постепенно оседает с легким треском. Он смотрел на этот процесс как завороженный, но потом, опомнившись, тряхнул головой и поторопился всосать в себя хоть сколько-то этой волшебной пены, пока она не исчезла совсем. После пары глотков, произведших в нем действие почти магическое — снова захотелось жить! — он обратился с Валере, который, похоже, так и не оторвал глаз от стоявшей перед ним полупустой кружки.
— Привет, Валера, — сказал он и спросил, решив узнать утреннюю судьбу своих вспомнившихся вчерашних собутыльников, которые этот бар никак миновать не могли — в ближайших окрестностях только тут можно было оттянуться поутру, поскольку все остальные заведения открывались вечером, по темноте — а ты Вадика с Серым не видел?
Валера слегка расправил одно из своих крыльев и лениво махнул им в сторону двери.
— Были они тут, ушли недавно.
— А…
Больше говорить было не о чем, и он вплотную занялся пивом, раздумывая, ограничиться ли только этой кружкой или заказать еще одну. В процессе размышлений он почувствовал, как в спину потянуло холодом, и понял, что дверь бара открылась — пришел кто-то еще. Он услышал цокот каблучков и не торопясь обернулся. Все верно — две девушки вошло в бар и расположились за одним из низеньких столиков.
— Естественно, — подумал он — сидя за барной стойкой, особо ножками не посветишь, а вот сидя за столиком, вытягивай их в проход на всеобщее обозрение, милости просим!
И был прав – в проход уже были вытянуты две пары ног. Девушка с лисьей мордочкой демонстрировала загорелые конечности в туфлях на высоком каблуке, а вторая чуть постукивала по деревянному полу своими точеными копытцами. Коля-бармен, слегка наклонив голову, чтобы не задевать рогами потолок, пошел к ним за заказом.
— Перетрудились, ночные работницы, — подумал Юра, обратив внимание на их усталые лица — И ножки только по привычке демонстрируют, а подойди сейчас — отошьют, скорее всего. Да все равно не до них.
Решив, что для поправки ему одной кружки хватит, а вот неторопливо пройтись до работы ему сейчас будет в саму пору, он допил пиво и махнул рукой бармену.
— Пока! Вечером опять зайду.
— Да и вечером сильно веселее не станет и особо никого не будет, — печально сказал Коля, покачивая рогами — откуда кому быть-то? Одно слово — война! Вот только такие как вы — он кивком головы указа на самого Юру и неподвижного Валеру. А народу-то и нет…
Юра вышел. Правда, его желание пройтись по свежему воздуху скоро угасло — на улице был страшенный ветер, который буквально вырывал солому с крыш, и тучи этих соломинок летели в воздух как маленькие копья или, точнее, дротики, которые непрерывно и больно кололи ему лицо и даже шею, без труда пробивая замотанный вокруг нее старый шарф. С горящим от множества уколов лицом он толкнулся в ближайшую магазинную дверь, за которой ему открылась небольшая антикварная лавочка, о существовании которой он даже не подозревал, хотя мимо проходил бессчетное число раз. В лавочке не было никого кроме, естественно, хозяина. Невысокий толстяк с моржовыми усами и сложенными на животе клешнями поднялся из-за маленького письменного стола, вежливо поздоровался и поинтересовался, чем он может помочь. По тону было слышно, что он до смерти истосковался в одиночестве и рад возможности увидеть рядом хоть одну живую душу.
— Да я только посмотреть, что у вас и как, — сказал Юра, стесняясь признаться, что зашел он только спасаясь о летящей соломы.
Толстяк огорченно вернулся в сидячее положение и затих. Юра, чтобы как-то оправдать свои слова, стал озираться по сторонам. Несмотря на маленький размер магазинчика или даже лавочки, товара в ней было немало — полки по стенам были заставлены сплошь, как и стоящие посреди торгового, так сказать, зальчика стеклянные шкафы со множеством стеклянных же полок. Самовары соседствовали с, вроде бы, китайскими или даже японскими вазами и вазочками, иконы перемежались какими-то почти лубочными картинками в покарябанных деревянных рамах, фарфоровые фигурки на полках соседствовали с портсигарами, детскими игрушками, мелкой ювелирной дрянью…. чего там только не было! Юра протянул руку и взял с одной из нижних полок — до верхних ему было бы и не дотянуться— большую книгу в красивом кожаном переплете. Взвесил в руке — тяжелая. Отвернул крышку переплета и увидел пожелтевшую и совершенно пустую страницу. Удивился и стал листать дальше. Все страницы были идеально старыми и такими же идеально пустыми.
— А что это за книга? — спросил он у немедленно поднявшегося из-за стола хозяина — какой-то старинный альбом для записи?
— Что вы — возмутился хозяин, принимая книгу из юриных рук — это самая замечательная книга. Последняя. У меня таких несколько было — все распродал. Где еще взять — ума не приложу. Эти-то я в разбомбленном доме нашел. Все там вещи разные хватали, я вот таких несколько книг. Только потом разобрался, что это такое. Это ведь квинтэссенция нашего времени. Все, что осталось от гутенберговской эпохи. Книга без текста и без названия обратите внимание — на корешке и на обложке ни слова. Как хотите, так и называйте. Переворачивайте страницы вот так — и он аккуратно перевернул несколько страниц одну за другой своей клешней, каждый раз плотно зажимая уголок страницы и разжимая клешню только когда страница занимала окончательное место на противоположной стороне блока. — и читайте, что хотите! Какой текст видите — тот и хорош. Может что из памяти выплывет, так ему и самое место на странице… Ведь как когда-то читали, люди все равно читать разучились. Разве что только диалоги еще могут осилить, а там где сплошной текст на всю страницу — забудьте! Только что выхватывают глазом какие-то знакомые слова, которые могут для истинного смысла никакого значения и не иметь — так и читают, да и слов-то все меньше и знают и узнают. И то — только по старому-то вчитаешься, кто еще может, а вдруг тревога гудит. Бежать в убежище. Не до чтения. А тут — полный простор — любое увидеть и читать можно и на любом месте остановиться. Потому и покупают!
Ошарашенный Юра был вынужден согласиться с хозяином, что книга действительно самая, что ни на есть, интересная — блокбастер — вспомнил он слово. Хозяин посмотрел на него с уважением.
— Брать не будете?
— Не в этот раз, — сказал Юра — Поиздержался. Но я еще зайду.
— Всегда рады — печально сказал толстяк, вернув книгу на полку и направляясь к своему месту за столом — Заходите!
Ветер на улице слегка утих и до своего офиса Юра добрался без приключений. Только войдя в коридор, он столкнулся со своей начальницей, которая неторопливо шлепала своими перепончатыми лапами, явно направляясь к туалету. Несмотря на все перипетии, она к работе из дома так и не привыкла и появлялась на службе каждый божий день, хотя от подчиненных того же и не требовала. Увидев Юру, она удивленно остановилась.
— Не ожидала вас видеть сегодня. Вам ведь работу только на следующей неделе сдавать.
— Да так, решил немного с бумагами покорпеть, — объяснил он, стараясь дышать в сторону.— А работу сдам.
— Ну-ну, — доброжелательно сказала начальница и зашлепала дальше.
Он зашел в свой кабинетик и сел за стол, и сам удивившись своему приходу, поскольку совершенно забыл, зачем он, собственно, сюда собирался. Разве что спьяну. Тупо попялившись какое-то время в окно, из которого по-прежнему был виден все тот же мрачный пейзаж — остатки разбомбленного завода, когда-то давно выпускавшего пластиковую тару для пищевых продуктов и который востанавливать, похоже, никто не собирался. Потом повернулся к столу и стал бессмысленно перебирать бумаги.
И без того неплотно закрытая дверь распахнулась, и на пороге показался Марио — коллега, с которым они иногда перебрасывались парой слов в коридоре.
— А я смотрю, дверь не закрыта. Дай-ка, думаю, загляну — вдруг хозяин заскочил, — объяснил Марио свое появление
Примерно это услышал Юра, хотя точно разобрать, что именно говорит Марио, было нелегко — понятному звукопроизношению сильно мешали два огромных клыка, торчавших из его верхней челюсти и поверх нижней губы доходивших практически до подбородка. Кстати, при беседах в коридоре Юра его тоже плохо понимал и вел разговор, скорее, по интуиции.
— Да я так, на минутку. Взять кое-что. Ухожу уже — торопливо сказал Юра, к долгой беседе абсолютно не расположенный.
— Да и я только на секунду заглянул. Поприветствовать. Задерживать не буду, – вроде бы разобрал Юра, и Марио исчез, как не бывало.
Юра посмотрел на часы. Уже седьмой час. Нечего ему тут задерживаться. И так по непонятке зашел. А в баре уже кто-нибудь да соберется. И Коле-бармену он обещал вечером зайти. А слово держать надо. И он двинулся в обратный путь.
Коля-бармен был прав. Народу в баре и вечером было не очень. Но кто-то все же был. Он взял свое пиво и снова подсел к Валере, который, похоже, со своего места и не поднимался — на стене даже видно было пятно, натертое его крыльями. Неторопливо потягивая пиво из кружки, на которой отчетливо был выгравирован год 1623, долженствующий означать время основания этого заведения, он огляделся вокруг уже повнимательнее. На дальнем конце стойки сидел какой-то незнакомый пьяница, который щупальцами держал перед собой стразу три кружки, из которых по очереди шумно отхлебывал, да еще умудрялся закидывать в рот соленые орешки, которые у Коли полагались к пиву бесплатно. За столиком, который утром занимали наработавшиеся ночью девочки, сидела какая-то странная компания. Ребята уже, похоже, сильно набрались — или уже давно пришли, или где-то еще поддали, а сюда пришли отполировать. Доносившиеся до Юры обрывки разговора звучали в высшей степени непонятно.
— Люблю я у тебя в гостях через окно над озером смотреть, — гудел один.
— Какое, к чертям, озеро! У меня рядом никакого озера не было и нет, — упорствовал другой — Ты уже просто бредишь!
— А вот я тебя без усов не узнал. Когда ты их сбрил — ну просто другой человек!
— Да у меня и усов-то никогда не было! Окстись!
Спор об озере и усах становился все ожесточеннее и, естественно, занялась драка. Парни разбежались по противоположным сторонам помещения и стали метать друг в друга пивные кружки, которые со звоном отскакивали от стен, но не бились. В жалком положении остался только тюленеобразный тип, все еще сидевший за столом, поскольку его коротенькие ласты кружку держать ему еще позволяли, но вот бросить никак. Так что он просто сидел, заливался пьяными слезами от своей беспомощности и визгливо кричал:
— Чтоб скорее все это дерьмо разбомбили и нас вместе с ним!
Коля-бармен, полностью насладившись происходящим, пошел разнимать бойцов, выставив свои рога вперед и вниз. Валера тоже неожиданно оторвался от стула и вышел. Юра решил, что и ему тут больше нечего делать — пиво допито и интересных разговоров не намечалось. Можно даже пораньше спать пойти. И тоже вышел.
Валера стоял у входа и смотрел на небо, которое уже играло всеми цветами побежалости, как и положено перед закатом. Юра тронул его за плечо. Валера повернул к нему свое перекошенное ненавистью лицо:
— Не могу больше! Все надоело! Жизнь эту поганую нет сил терпеть! Войну это вечную! Ты посмотри, как люди оскотинились — одно зверье кругом! Нормальных лиц уже и не увидишь! Пошло оно все…
Валера плюнул, отошел от стены подальше, распахнул крылья — Юра даже и не подозревал, какие они на самом деле огромные — мощно взмахнул ими и полетел, на мгновенье заслонив заходящее за далекий край улицы солнце. Улетая, Валера становился все меньше и меньше, пока совсем не исчез вместе с окончательно обвалившимся за горизонт светилом.
А Юра непроизвольно постукивал правым копытом о брусчатую мостовую и с тоской думал, что на двух копытах далеко не убежишь, а вот если бы у него их было четыре, если уж не крылья, как у Валеры, то только бы его тут и видели…
Тоска….
В общем — день как день.
